№1Шаги будят дремлющих крабов шуршанием гальки. Белый мохнатый зверь морской пены пробежал вдоль линии прибоя, рыча и фыркая, протащил за собой свой длинный хвост и умер, уступив дорогу следующему. Звезды подмигивают в просвет меж облаков одинокому огоньку кораблика на горизонте, приняв его за своего. Каждая волна, пробегая по черной воде светлой полосой, успевает в последний момент лизнуть холодным гребешком ноги. Я стою, ощущая соленый язык подбежавшей волны на коже, и смотрю на воду. Луна под абажуром выдает яркое пятно, выделяющееся на поверхности. Вот он подплыл поближе, и я уже могу различить долгожданную тугую блестящую спину. Я делаю вожделенный шаг навстречу, и вода радостно обнимает мои колени в последний раз: они уже слились вместе, упругий хвост взлетел вверх, подняв фонтан брызг. Плавники разрезали волну, пропуская мое ставшее обтекаемым тело в ее толщу. Ликующий крик вырвался из легких.
№2Что это: купола облаков над лесом, запутавшееся в листве зеленое солнце, звон жаворонка над полем? Как срываешь ромашки под стрекот кузнечиков... Что это: деревянное тепло вечерних ступеней крыльца, смешиваемое с запахом кофе? Прикосновение горячей земли к подошвам, влажный нос любимой собаки в ладони, звук упавшего в саду яблока... Дым сигарет, тающий в черном небе, манящий запах чая и смородинового листа, ягоды в чашке... Что это? Поцелуи реки, которую мы переходим вброд, земляника в горсти, холодная тайна родника, горькая трубка валерианы... Венки на столе, белое молоко в кружке, под цвет скатерти, прикосновение кошачьего меха к коже, отражение окна в улыбающихся глазах. Что это? Не жизнь, но то, ради чего стоит жить. Что это? Как назвать все это одним словом? Я не знаю.
№3- Спокойной ночи, малыш, - сказала мама и поцеловала меня в лоб. "Не уходи!" - хочу крикнуть я ей, но глаза мои уже закрылись, и нет сил поднять даже веки. Скрипнула прикрываемая дверь, убив остаток светлого мира. Я тону во сне, как будто в чем-то густом и вязком - постепенно, но неотвратимо погружаюсь, как в трясину... Я очень боюсь, что он зальет мне рот, и я не смогу дышать. Но я не чувствую этого. Я уже в другом месте, еще не вижу, в каком. Я совсем не хочу, чтобы и сегодня пришли Они, но чувствую, что Они уже ждут меня Там. Мне хочется плакать, но это невозможно здесь... Тьма вокруг перестает быть черной, превращаясь в серое скопление теней. Я стою на пустынной равнине, где до горизонта лишь песок и камни. Она похожа на бетонный пол, еле освещаемый тусклой луной. Я слышу волчий вой, и холод залезает мне под рубашку, неприятно щекоча кожу. Куда мне идти? Где сегодня выход? Здесь я не был и не знаю, как отсюда возвращаться. Пойду спрошу у волков. Если только они не демоны. Демоны лгут. Всегда и все, кроме одного. Его имя я не должен произносить без крайней нужды... Я иду в сторону шороха бегущих лап. Волк стоит передо мной, и я вижу, что он не здешний. Я предлагаю искать выход вместе, и он молча соглашается. Мы идем по пустыне бок о бок, ожидая Их появления. Вдруг он остановился и навострил уши. Теперь и я слышу: ветер не вздыхает, а смеется. Попробую спросить у него, хотя все демоны лгут... Ветер продолжает смеяться, закрутив столб пыли и швыряя камнями в какую-то расселину. Я предлагаю Волку пойти посмотреть, что там, но он боится и стоит, дрожа лапами. Тогда я решаю сходить один, а он останется наверху и следит, чтобы Они не застали нас врасплох. Я спускаюсь между камней и понимаю, что расселина - высохшая река. Я медленно и осторожно иду к истоку. Там темно и пахнет демонами. Мертвый родник завален камнем. Я становлюсь змеей и прохожу под ним. Выход там! Я вдруг понимаю это, но впереди много демонов. Они ждут у выхода. Я убегаю назад, слыша взволнованное поскуливание Волка, но поздно. Сверкнули белые зубы звонким щелчком, и половина демона забила крыльями у лап товарища - мелкие не удержались и решили напасть. Мы убиваем их одного за другим, но их очень много, и их крылья царапают мне лицо. Становится все тяжелее бороться, и я вижу, что силы Волка тоже наисходе. Тогда я кусаю за лапу крупного демона зубами его соседа, и они начинают драться. Скоро они уже не замечают нас, постепенно все втягиваясь в грызню. Демоны глупы, все, кроме Них. Мы с Волком прячемся за камнями, и, спустя долгое время, снова становится тихо. Собравшись с силами, мы решаемся прорваться сквозь ущелье. Волк говорит, что не сможет пройти под камнем, но я учу его принимать удобный вид, и мы скорпионами проникаем внутрь.
№4
Дождь пунктиром рисует тонкие капли на стекле. Стук колес все больше отдаляет меня от полустанка, оставляя его в компании стройных сосен. Поезд покачивается, отстукивая ритм по рельсам, спокойно и по-вечернему катит сквозь дождь. Он везет меня домой...
Я, прижавшись виском к стеклу, провожаю взглядом заоконный мир, оставляемый позади. Я смотрю на поля, на проселочные дороги, на плотную щетину леса. Они глядят мне вслед, поселяя где-то в глубине сладостную тоску. Я словно лечу над этими речками, домиками, березами, тропинками, столбами, как птица. Все они проплывают подо мной.
На западе край разорванной тучи затлел огоньками и вдруг вспыхнул яркой полоской пламени. Вечернее солнце, устроившее пожар, просачивается золотом сквозь рощу, обжигая светом стволы и ветки деревьев. Одинокие клены и осины стали совсем красными. Но осень только началась, и они еще не думали о старости. Это солнце выкрасило листву, опередив время и показав картинку на месяц вперед.
Небо, раскрашенное в тон холодного закатного костра, темнеет, избавившись, наконец, от душного одеяла туч, которые еще дотлевают у горизонта. Над круглыми верхушками деревьев уже скользит по проводам большая, широколицая удивленная луна.
Остановка. Фонарь над перроном источает снежный сиреневый свет. В застывших лучах прыгают светящимися точками танцующие насекомые. Содрогнувшись, поезд снова разгоняет свое коленчатое тело в густеющую темноту. Ночь мигает ему навстречу мириадами огоньков: красным глазом семафора, фарами машин за шлагбаумом, высокими мелкими звездами, окнами далекого города... Я еду в эту ночь, раскрывшую сентябрьские объятья, спокойно и устало, имея с собой только легкую грусть и большую любовь таким путешествиям. Я еду домой.
Ночь пришла бесшумно, навалилась на стекла с той стороны окна, рассыпая снежинки, заглушая собою все звуки. Куда-то пропал свет. Просто исчез от страха перед этой черной морозной тварью. Только фонари колко смотрят на меня своими холодными глазами. Мрак, будто огромный лохматый зверь, прижался носом к щели в раме, заполнил своим мехом все пространство снаружи. Ветер глухо воет от бессилия и тщетности попыток прорваться ко мне.
У меня есть свеча, тепло и запах чая. Это так мало, но достаточно для того, чтобы ночные существа не проникли в этот оберегаемый мной уголок жизни. Напротив сидит кот. Он ничего не говорит по этому поводу, просто смотрит то на меня, то на огонек свечи. В каждой из выпуклой прозрачности его желтого глаза горит по маленькой свечке.
Горячий воск капнул на стол. Я беру лежащий передо мной лист бумаги в руки осторожно, будто цветок. Неровные строчки сами заставляют прочитать себя еще раз. Последний раз.
Строфа за строфой оживают, начинают рисовать картины в пространстве комнаты, смешивая их с теплым светом свечи и запахом раскаленного воска. Отыграв, они отступают, оседая на стенах и умирая тенями, а яркое пламя дрожит и танцует под ритм стиха...
Я подношу бумагу к огню как можно ближе, так, что она просвечивается насквозь, путая строчки. Пламя осторожно облизывает краешек листа, окрашивает уголок в темное и с благодарностью накидывается на предложенное лакомство.
В ужасе сгрудились буквы в беспорядочную толпу, пытаясь спастись. Бумага, корчась в агонии, темнеет и заворачивает обугленные края. Строчки еще пытаются как-то замедлить смерть, но это удается им лишь на долю секунды. Огонь безжалостно пожирает то, что полагается ему по праву, врываясь в стройность стиха и обезображивая его лицо. Кровавые искры вспыхивают криком на гранях черных скомканных краев.
Кот смотрит на свечу и на меня. Он молча соглашается со мной. Так лучше. Он тоже считает, что это никому не нужно. Глупо пытаться прочесть кому-то, узнать чье-то мнение... Зачем? Оно все равно не будет истинным. Ведь написано было не для них, а для меня. Только я могу понять то, что сейчас лежит черным трупом в пустой тарелке. А мне вовсе не обязательно хранить это на бумаге. Все это я знаю и так. Стихи надо жечь.
Резкий хлопок заставил нас с котом обернуться. Ветер распахнул форточку, ворвался внутрь и теперь, ликуя, носится по комнате. В открывшееся окошко осторожно заглянула ночь, своим безумным взглядом фонарей и снежинок, запахло ее морозным мехом. Свеча, из последних сил борясь с пытающимся убить свет ветром, закрыв лицо руками, держит негаснущее пламя над головой, трепещущее, словно стяг. Разметанный черный пепел разлетелся бумажными осколками, закружился по комнате, и лишь когда я закрыла окно, осел на полу, умерев второй раз рядом с тенями.
Знакомая с детства аллея парка… Май страстно обнимает нас свежим запахом молодых листьев. Птицы поют, будто первый раз увидели эту яркую зелень. Солнце, просачиваясь сквозь купол веток, греет мне щеку, словно твой поцелуй… Ах, как свежо! Что может быть прекрасней этой поры? Летний зной? Сочная прохлада реки? Печаль расстилающихся желтых листьев, оплакиваемых дождем? Или, может, юный хрустящий снег под черным бархатом неба? Разве все это может сравниться с возрождением жизни в мае? Разве что-то из этого заставляет чаще биться наши сердца? Нет более волшебного времени, чем наступление летнего тепла… Когда прошли холода, вызванные расцветом бесстыжей черемухи… Когда нет еще зноя, и каждый лучик уже разогретого солнца проливается благодатью в подставленные ладони… Когда влага весны еще стоит в теплом воздухе, и ветер целует и обнимает колени, бесцеремонно поднимая легкие шелковые юбки…
Вот тень от деревьев… Здесь они стоят плотнее, дружно склонившись над дорожкой. Так хочется поцеловать тебя сейчас! Но стоит ли останавливаться? Ведь так приятно идти вглубь аллеи, пропуская мимо веселящихся собак и их улыбающихся хозяев. Дети и воробьи скачут по тропинкам, будто боятся, что не успеют нагуляться вдоволь. Но, Боже, как же тянет обнять тебя! И пальцы чуть крепче сжимают твою ладонь… И лишь черемуха нагло источает свой дикий, безумный по своей силе аромат. Сшибая все на своем пути, этот запах льется рекой вниз с деревьев. Черемуха… Это запах безумия! Течет и течет, срываясь водопадами с белых кистей… неудержимое безумие… Оно мутит мой рассудок, застилает глаза. Этот ужасный сладкий запах черемухи. Дурман, отрава, запах безумия! Но нет ничего приятнее этого дурмана… и я вдыхаю этот тяжелый густой воздух. Вдыхаю, чтобы вынырнуть в свежесть, как только мы выйдем из-под навеса ветвей… Но лишь об одном я чуть-чуть жалею… Я не смогу остановиться, пока мною владеет неудержимый запах черемухи… Я… я все же поцелую тебя!